По закону бумеранга

Эта история началась очень давно, когда Анна была еще на своих ногах, помогала кое-как по дому, а, вернее, осуществляла руководство всей своей семьей. Даже теми ее членами, которые от основной семьи давно отпочковались и создали свои семьи.

Вот, к примеру, ее внучка Светлана, сама работник очень солидного заведения каждый свой рабочий день начинала с того, что звонила бабушке и рассказывала, как в ее семье прошел вечер и утро наступившего дня.

- Ты девчонку хорошо укучутала? – раздавался в телефонной трубке строгий голос. Коллеги хохотали в голос, а строгая начальница в который уже раз делала Светлане замечание. Но наступало следующее утро, и Светлана опять подробно докладывала бабушке, тепло ли она одела свою дочку и не замерзла ли она по дороге в садик.

- Уф! – вздыхала Света. – Только о том, спала или нет сегодня с мужем, не спрашивает, а так – обо всем.

Участвовала она и в формировании семейного бюджета, вкладывая в него всю свою скромную пенсию, а потому однажды сделала своей дочери вполне резонное предложение:

- Алька, ты у меня одна…

- Ну и что, мама?

- А то, что вот умру я, тебе меня одной хоронить придется. Посмотри-ка у Лидухи-то, набежало их, как муравейник, скинулись и похоронили, никому не тяжело… А у тебя вечно денег нет…

- Мама, не переживай, похороним не хуже других. Да ты, вроде, и умирать-то пока не собираешься.

- Не собираюсь. Но ведь все у Бога в руках. Значит, надо готовиться.

- Так ты уж двадцать лет готовишься, вот тапки, я их в Москве тебе в подарок покупала, вот халат, кстати, третий уже, меняем их вслед за модой. Все на месте…

- Все да не все, денег-то нет. Давай-ка мы с тобой положим в карман хоть  тысяч десять. Умру я, и будут эти деньги, как найденные…

Аля возражать не стала и с первой же материнской пенсии положила в ее белье, приготовленное на смерть, десять тысяч.

Время шло, Анна хоть и побаливала, но в больнице не бывала, лечилась самостоятельно. А деньги между тем обесценились настолько, что Аля о них и думать забыла. Нет, конечно, иногда у нее возникало желание потратить эти деньги, а потом положить снова, но она пресекала это желание на корню.

Анна дожила до девяноста. Скончалась тихо, уснула и не проснулась. В справке о смерти не знали, какую написать причину, и написали просто «старость».

Когда внучка с дочкой обмыли ее и стали одевать, то денег в кармане ее фланелевого халата не оказалось. Аля перетрясла все до нитки, но денег нигде не было, и она решила, что однажды не устояла перед своим желанием позаимствовать материнские смертные деньги, позаимствовала, а вернуть на место забыла. Этим и успокоилась.

Похоронили Анну хорошо. Але помогли ее взрослые уже дочери, поминки справили достойно. Если Анна и наблюдала за всем этим с небес, то ей бы все понравилось.

Было воскресенье. На следующий день Аля собиралась съездить на кладбище, чтобы навестить могилу отца, а заодно и матери, потому что она упокоилась рядом. Приближалась сорок третья годовщина со дня гибели отца. Аля грустила, вспоминая те трагические дни, когда получила это горестное известие, вспоминала разом постаревшую и потерявшую жизненный стержень мать. Она, наверное, так бы и не пережила эту утрату, если бы Аля не перебралась к ней жить и не подкинула ей вовремя внучек, в которых бабушка души не чаяла и которые помогли ей подняться и снова начать жить.

Пребывая в таком печальном настроении, Аля решила позвонить на родину отца, где доживали свой век престарелые Алины двоюродные сестры, последняя ниточка, которая еще связывала ее с отцовскими корнями. В телефоне она услышала взволнованный голос средней сестры Шуры, Александры Алексеевны, которая всю жизнь проработала директором школы, была очень уважаемым человеком в своем поселке. Да что там в поселке, и во всем районе ее знали и уважали. А теперь она доживала свой век вместе с когда-то густонаселенным и шумным поселком лесозаготовителей, который стал никому не нужен, не нужны стали и пенсионеры, его населяющие. Голос в трубке дрожал и рвался:

- Феде сделали операцию… Я приехала в больницу, а врач говорит: «Бабушка, мы думали, что ваш дед сильный, а он… Забирайте его домой, надежды нет…» Повезла обратно. Билеты дорогие, лекарства и того дороже, сколько еще промучается, неизвестно. А потом похороны… А я ведь уже немолодая, тяжело мне…

После этого разговора Аля целый день не находила себе места. «Шура – бабушка, мыслимо ли, конечно, ей под восемьдесят, трудно, надо как-то помочь…»

Аля достала остатки своей пенсии, разложила ее на кровати, отложила тысячу, потом подумала и прибавила еще две. «Ничего, - подумала она, - мы проживем, а им там нужнее. Завтра пойду на почту и отправлю, быстро дойдет, Федя, думаю, еще потянется, он же был такой жилистый, не похоже, что болезнь так просто скрутит его».

Отложив предназначенные для перевода деньги в сторону, Аля подумала:

- Я никогда не видела папино свидетельство о смерти, надо уточнить день гибели, ведь он ушел из дома в один день, а нашли его на другой… Она открыла нижний ящик комода, куда убрала все мамины документы сразу после ее смерти. Стала перебирать пожелтевшие от времени листочки. Вот мамино свидетельство о рождении, сверху написано, что выдано повторно. Мама не считала указанное в нем число своим днем рождения. Рассказывала целую историю о том, как пригнали их, восемнадцатилетних деревенских девчонок, на Варегово болото добывать торф для согревания остывающих городов. Приехали без документов. В местном загсе им выписали повторные свидетельства. Подружка, которая была моложе на полтора года, но намного шустрее, назвала дату своего рождения, а мама растерялась, и когда строгая чиновница спросила ее, она смущенно ответила: «А я, как Шурка…» Так и записали. Дома потом мать ругала ее, а отец успокоил: «Ладно, мать, ей не в армию идти…» Так и осталась, после войны это было даже лестно, перестарков-то кто замуж брал? А ей повезло, встретила моего отца. Вспомнили об истинном возрасте, когда пришло время оформляться на пенсию, обратилась Аля в местный загс за настоящим свидетельством, но этой книги в архиве не оказалось, так и доживала век со своими повторными метриками.

Много бумажек переворошила Аля, подержала в руках папины военные медали, мамину за доблестный труд в годы войны и потом еще одну – мирную. И ветеранскую, а еще множество знаков со словами «победитель соцсоревнования».

А вот и открытки с Днем победы. От родственников, от разных ветвей власти и даже от самого Президента. Мама наивно верила, что это он сам ей пишет и всегда удивлялась:

- А как же это он мой адрес узнал?

Аля вполне серьезно отвечала:

- Мало вас осталось, потому вы все там наперечет…

Аля подержала открытки в руке, подумала, что надо бы сжечь, но в этот миг будто услышала голос мамы: «Ты, Алюшка, их прибери, может, ребятишки когда и почитают…»

Аля положила открытки на место, начала брать их по одной и читать. Вот двойная открытка от кого-то из родственников, она развернула ее и заревела в голос, потому что в открытке лежали деньги, приготовленные когда-то маме на похороны. Все десять тысяч, бумажка к бумажке. Подошел муж, стал успокаивать, Аля протянула ему открытку:

- На, читай!

Он прочитал и поднял на нее вопросительный взгляд.

- Это что?

- Открытка от Феди с Шурой, они маму с Днем победы поздравляют…

Круг замкнулся. Стало понятно, что неслучайно попала ей в руки эта открытка. Ведь Аля и правда, могла бы кинуть ее в огонь вместе с другими, могла бы просто, засунув эти бумаги в дальний ящик комода, десять лет в них не заглядывать. Да мало ли еще что могло случиться. «Нет, не случайно мама открыла мне эти бумаги, не случайно. Значит,  таким образом она одобрила мое решение помочь Шуре».