Их «Милли» считала наши мили

Панорамное фото завода №402 лета-осени 1944-го, с которого относительно недавно сняли гриф «секретно». Сделан снимок с самолета, пролетавшего на высоте метров 500-700 примерно над устьем нынешней Паранихи. На нем главным образом запечатлена заводская акватория. 

Погода в тот день стояла солнечная, и потому четко различается крупный корабль, пришвартованный кормой к причалу в районе цеха 9. У корабля четыре высокие дымовые трубы парной компоновки, несколько удлиненный узкий корпус и пропорции палубных надстроек, характерные для американских крейсеров класса Omaha. Это и есть «американец» - крейсер Milwaukee, незадолго до этого перешедший под советский флаг и сменивший имя на «Мурманск».

А есть и другая фотография того же корабля, она так и подписана: «Шлюпочные учения моряков «Мурманска» на рейде Молотовска». Там тот же крейсер, он хотя и на втором плане, но во всей красе и в боевой раскраске.

Всего американцы построили себе десять таких кораблей, но в счет репараций с повергнутой Италии Совет-скому Союзу достался лишь этот – Milwaukee. Он, к слову, оказался единственным в истории американским крейсером, побывавшим в Молотовске. В отличие от линкора Royal Sovereign («Архангельск»), прочих кораблей, переданных нам союзниками, крейсер принимали у советского причала – в Ваенге. А для этого Milwaukee неожиданно для экипажа сняли с патрулирования в Южной Атлантике и отправили сначала в Нью-Йорк, затем в Белфаст и далее. Только у причала британской базы Розайт морякам стала известна конечная цель – «мурманский маршрут» с последующей передачей корабля «красным»…

Американец Джек Райт - один из тех, кто привел Milwaukee в Союз, а затем обучал русский экипаж. Его воспоминания опубликованы относительно недавно. Они любопытны. Прежде всего тем, какими глазами нашу страну увидел, как ее воспринял, сообразуясь со своими представлениями, рядовой американский моряк. В целом же, его рассказ дает представление, насколько разными мы были и в поступках, и в традициях – союзники, воевавшие тогда с одним врагом.

У англичан и американцев принято именовать старые корабли на некий ласкательный манер, и потому какой-нибудь заслуженный броненосец, например, в просторечии мог зваться «дядюшкой Фредди», а дредноут, нареченный в честь одной из британских королев, - «старушкой Мэри». Milwaukee (год постройки 1923-й) моряки прозвали «Милли». Так вот, «Милли» отправилась в Мурманск, когда зима в полярных широтах еще вовсю властвовала. Рассказ Джека Райта о «жестоком русском холоде» (и это после Южной Атлантики! – Прим. О.Х.) все же опустим, поскольку его уже ярко описывали буквально все англичане и американцы - участники северных конвоев. Возьмем некоторые другие эпизоды…

Например, на подходе к Кольскому заливу: «Этот первый увиденный нами местный русский поднимался на борт под горящим любопытством взглядами всего экипажа. Он произвел на нас сильное впечатление своим одеянием для холодной погоды: это были меховая шапка и длинное пальто из блестящего тюленьего меха»… И дальше: «С другой стороны причала, параллельно с «Милли», стоял русский эсминец, и его команда пялилась на нас точно так же, как мы пялились на них. Приблизилось буксирное судно, и тут мы обнаружили, что большинство его экипажа составляют женщины. Со швартовами на причале также управлялись женщины, и довольно быстро мы пришли к выводу, что женщины взялись за такие виды работ, потому что мужчины находятся на полях сражений». Такими были первые «открытия» американцев в России…

Последовали, конечно, и другие, уже в процессе общения и совместной работы, порой несколько комичные: «Все русские носили золотые нашивки. Оказалось, что у нас в офицерской кают-компании в течение нескольких дней присутствовали два матроса – пока нас натренировали узнавать советскую флотскую униформу, а то мы рядового матроса не отличили бы от адмирала… Из-за этого мы в течение двух недель вскакивали по стойке «смирно» каждый раз, когда по пирсу проходил кто-то, у кого было больше золотых нашивок, чем обычно».

А что произвело больше всего впечатлений на русских? Джек Райт пишет: «Стрельбы глубинными бомбами», а также из пушек русские восприняли безо всякого интереса (видимо, за три года войны вдоволь насмотрелись и напрактиковались. – Прим. О.Х.), но «у всех прямо глаза на лоб полезли, когда мы понеслись на старушке «Милли» со скоростью больше 30 узлов»… Но более всего советских моряков, по словам американцев, поразил запуск самолетов с борта корабля (на крейсере для этого имелась катапульта. – Прим. О.Х.): «Наши пилоты взлетали, имея на борту по два русских пассажира, и во время запуска члены новой корабельной команды выглядели так, как будто думали, что видят эти самолеты, пилотов и пассажиров в последний раз в жизни».

Известного рода обменные операции, и по сию пору именуемые моряками английским словом change, конечно, были неизбежны. Джек Райт: «Оказалось, что американские моряки выменивают всевозможные вещи у русских моряков, которые так давно не видели в больших количествах сладостей и сигарет, что готовы были обменять на них все свои знаки различия и половину униформы. Этот сувенирный ажиотаж был вскоре остановлен нашим старшим офицером, капитаном III ранга Бобом Карром, издавшим приказ, в котором было велено прекратить обмены и вернуть всю незаконную добычу прежним владельцам».

Передача Milwaukee советскому флоту состоялась 20 апреля 1944 года. К слову, мало кто знает, что ее разрешил лично президент США Франклин Рузвельт. Звездно-полосатый флаг на корабле торжественно спустили и подняли советский. Тогда же крейсер переименовали в «Мурманск». К лету новая команда сдала курсовые задачи, а 4 июля в составе отряда отправилась в Белое море. Известно, что на переходе командующий Северным флотом А.Г. Головко правил соединением с помощью РЛС бывшего американского крейсера. С использованием той же станции моряки выполнили артиллерийские стрельбы по полигону на Летнем берегу. Затем какое-то время корабли стояли на рейде поморского селения Куя, а затем уже «Мурманск» появился в Молотовске.

Чем занимались у нас его моряки? Много было разговоров о неком большом ремонте, затеянном на корабле, и даже о его модернизации. Насчет последнего, признаюсь, сомнения одолевали сразу: крейсер хотя и был старым, но оборудованием и аппаратурой был напичкан новейшей - взять хотя бы ту же РЛС, о которой на Северном флоте того времени многие и представления не имели. И правда: никакой модернизации на заводе №402 «Мурманск» не проходил, а если и ремонтировался, то по мелочи. Той же осенью, по документам, крейсер совершил фактически единственную боевую операцию в советских водах за время войны. 30 октября 1944 года из Молотовска вышли пятнадцать транспортов и два танкера из беломорской группы конвоя RA-61. «Мурманск» возглавил их боевое охранение.

К слову, из северодвинцев, кто служил на «Мурманске», мне повезло застать при жизни Георгия Тейтеля – музыканта, знакомого едва ли не половине нашего города, если говорить о поколении моих родителей. Да и многим моим ровесникам Георгий Михайлович тоже был знаком как старейший саксофонист. Служил Тейтель на крейсере с момента его передачи Союзу, более того - оказался в команде тех, кто в 1949-м отвел корабль обратно, в Америку. Много историй поведал он мне из того времени, но они, пожалуй, заслуживают отдельного разговора.

Почти пять лет «Мурманск» числился в эскадре Северного флота, но большую часть времени проводил на рейде Североморска. Его выходы для боевой подготовки были короткими. 26 ноября 1945 года крейсер встал на текущий ремонт, но не на Молотовске, а в Росте. После его окончания корабль стал ходить в море чаще и на большие сроки, в августе 1947 года участвовал в крупных учениях на Белом море. 16 марта 1949 года по договоренности «Мурманск»- Milwaukee вернули США.

Напоследок снова о флот-ских традициях и воспоминаниях Джека Райта. На американских кораблях в войну царил «сухой закон». На берегу, в увольнении, моряки могли оторваться по полной, но на кораблях, по выражению Райта, «самым крепким напитком был всего лишь наихудший кофе, приготовленный коком». У англичан, напротив, позволялось выпить на борту, хотя и в меру, а в кают-компании предлагались и шотландский виски, и даже ром… Райт о последнем своем дне пребывания на ставшей русской «Милли»: «Навстречу мне шла группа моряков, тащивших двадцатилитровые канистры, в каких, как я уже знал, содержится русская «огненная вода» - водка. Не просто бутылки объемом литр-полтора, которые мы уже научились тайком проносить на борт, а огромное количество водки. Старый корабль, много лет перед этим под американским флагом остававшийся «сухим», теперь учился новому порядку, на новом для него языке… В офицерской кают-компании американские офицеры сидели молча, а русские праздновали. Мы решили: будь что будет! И присоединились к празднованию».

Олег ХИМАНЫЧ, морской историк