Корабельная сторона
Номер от 16 декабря 2002 г.

Дело для настоящих мужчин
Наш гость - начальник Государственного центрального морского полигона Минобороны РФ контр-адмирал Виталий Федорин. И повод для интервью самый подходящий: сегодня ему исполняется 50 лет

Вместо визитной карточки. Морской полигон контр-адмирал Федорин возглавил летом 2002-го. До этого назначения его суммарный стаж пребывания в прочном корпусе подлодки, под водой, составил семь лет и еще несколько месяцев. А если брать во внимание своеобразные обстоятельства прохождения им срочной службы на Черном море, а также курсантскую практику, будет и того больше.

В ЕЩЕ: в мирное время Виталий Михайлович удостоен боевых наград. Орден Красной Звезды - за лучшую торпедную атаку, выполненную в ходе инспекции министра обороны. Орден Мужества - за 19-ракетный старт с борта атомного ракетоносца. Орден «За военные заслуги» - за трехракетный залп из подводного положения. Наконец, редкая и престижная медаль Жукова - за точные попадания баллистических ракет: стартовав из шахт его североморского ракетоносца, они поразили цели на камчатском полигоне.

- Виталий Михайлович, вопрос анкетный: так уж складывалось, что из наших северодвинских адмиралов последнего времени многие родились вдалеке от моря и в детстве видели его только на картинках. А вы откуда родом и как пришли во флот?

- Я тоже родился вдалеке от морей: в небольшом поселке в Мордовии. Родители к морской профессии отношения не имели, работали связистами. Однако поселок наш, между прочим, всего в 35 километрах от того места, где захоронен прах великого русского флотоводца Федора Федоровича Ушакова, и в детстве я там бывал. Конечно, серьезным образом это на мой будущий выбор профессии не повлияло, но уже тогда любопытство или даже интерес к морской службе присутствовали. После восьмилетки я оказался в Одессе, а уж в этом городе оставаться равнодушным к морю невозможно, и действительно, судьба тут же стала поворачиваться таким образом, что мой жизненный путь определился точно - это морская служба. Там же, в Одессе, я окончил мореходную школу и курсы аквалангистов ДОСААФ.

- В определенном смысле можно сказать: задолго до военно-морского училища вы стали подводником, хотя и без подлодки...

- Если всерьез, на курсах мне преподали как бы азы, а настоящую профессиональную подготовку аквалангиста я прошел уже во флоте. После окончания мореходной школы у меня был выбор: либо два года отходить на судах и после призываться на срочную, либо отслужить сразу. Я выбрал второе. Меня призвали во флот, служил я в отдельной бригаде спецназа Черноморского флота.

- И ваша первая военная специальность...

- Водолаз-разведчик.

- Виталий Михайлович, лично я второй раз в жизни вижу перед собой подводного диверсанта, ставшего адмиралом. К тому же, я уверен, большинство читателей вообще о такого рода спецназе ничего не слышали, и потому просто обязан просить вас «раскрыть» эту короткую строчку в вашем послужном списке.

- Прежде скажу: в те годы мои сверстники мечтали служить в десантных войсках, тем более в спецназе. Это считалось уделом сильных и смелых. У нас было сразу несколько основательных дисциплин, не считая особого курса физической подготовки. Мы прыгали с парашютом, в том числе и на воду, выходили в море через торпедные аппараты подлодки, плавали в аквалангах как днем, так и ночью, отрабатывали навыки буксировки оружия под водой, минирования кораблей, скрытной высадки на берег противника, выживания в экстремальных условиях. Еще был курс: хождение в сверхмалых подлодках мокрого типа - такие специальные самоходные подводные аппараты для боевых пловцов-аквалангистов... Все мощно, солидно.

Несмотря на то, что служба в спецназе никогда легкой не была, нам, молодым парням, это нравилось. У нас даже появлялся азарт, что ли. Мы чувствовали, что нам доверено серьезное дело для настоящих мужчин, и каждое преодоление трудностей становилось своеобразной вехой для самоуважения.

- Виталий Михайлович, вас учили выживать в экстремальных условиях. Но признайтесь: экстремальные ситуации были не только условными, учебными...

- Однажды в заливе под Очаковым мы отрабатывали высадку в тыл противника. Ночью вышли из подлодки через торпедные аппараты и направились в аквалангах к берегу. Но то ли наши службы недосмотрели, то ли рыбаки в самый последний момент как-то изловчились сети поставить, но я угодил в них, запутался. Нож был закреплен на голени - не дотянуться, а воздух в акваланге заканчивался. Тогда пришлось разбить маску акваланга и воспользоваться осколком стекла, чтобы перерезать капроновые путы. В общем, до берега я добрался, поставленную задачу выполнил.

- На вас этот случай как-то повлиял? Скажем, не возникло ли известное «чувство водобоязни», иное проявление чувства страха?

- Чувство страха присуще любому. Стесняться этого не надо. Иное дело, что со временем оно не то чтобы притупляется, а переходит в нечто иное - осознание опасности, которое не позволяет расслабляться или же лихачить. Это качество, в общем-то, полезно: с ним должен работать каждый профессионал. К тому же в школе спецназа тоже учат, как подавить страх, а учителями у нас были достойные уважения офицеры.

К слову, мою дальнейшую судьбу во многом предопределил начальник штаба нашей бригады спецназа капитан 1 ранга Виктор Петрович Рыжов. Он как бы напутствовал меня в училище подводного плавания имени Ленинского комсомола, и я поступил на факультет баллистических ракет.

- И вот с лейтенантскими погонами молодой офицер Федорин...

- прибыл служить в 11-ю флотилию атомных подводных лодок Северного флота. Первое назначение - командир группы БЧ-2 на головном РПКСН К-279. Потом - помощник командира, старпом, правда, на другой лодке, и так сложилось, что вернулся я на К-279 уже командиром, в звании капитана 3 ранга, а через год получил погоны капитана 2 ранга. В целом командовал этой лодкой три года, затем поступил в Академию. После окончания, в течение года, - заместитель командира дивизии тяжелых атомных подводных крейсеров стратегического назначения, потом - начальник штаба дивизии, заместитель командира 1-й флотилии АПЛ и вот с июня - начальник Государственного центрального морского полигона здесь, в Северодвинске, а если быть совсем точным, в Неноксе...

- Ну, все так кратко и быстро, если рассказывать строками из вашего личного дела. А «между строк» ведь были 16 боевых служб в океане - солидный стаж. Я всех, у кого больше десяти автономок, обычно спрашиваю о впечатлениях от первой и последней, и в чем разница между ними.

- Может, покажется парадоксальным, но с каждым новым выходом на боевую службу все больше начинаешь понимать и просчитывать те опасности, с которыми, вероятно, придется столкнуться, как и то, к чему они могут привести.

- И это ощущение не притупляется?

- Не притупляется. Скорее наоборот. Пока молод, пока лейтенант, это ощущается не так остро. Когда уже командир и за спиной у тебя, как говорится, сто двадцать, а то и больше душ экипажа и корабль - внутренних волнений больше.

Ну а в «бытовых деталях» автономки все зависит от того, как быстро втянешься в заведенный распорядок. Приучаешься и спать урывками, и обстановку улавливать по звуку, точнее, по смене общего звукового фона на корабле, а его порой может изменить, например, вентилятор или же зуммер какого-нибудь прибора. Вообще, расслабляться в море нельзя. Первым моим командиром был Виктор Алексеевич Журавлев - мудрейший подводник. Он не позволял никакой расслабухи. В походе всегда находил, чем занять экипаж: от повторения курса боевой подготовки до... конкурса на лучшее исполнение песни. Помогало. На К-475 командиром у меня был Валентин Никитич Ефимов - суровый, требовательный офицер. Он и нас к требовательности приучал. Третьим моим наставником стал Георгий Александрович Паршев, из тех подводников, кто уверенно себя в море чувствует. Многие, и я в том числе, у них учились.

- А в экстремальные ситуации на боевых службах вы попадали?

- Была такая в море Баффина. В Морском атласе значилось: безопасная глубина - 150 метров. Мы шли на 197 метрах 7-узловым ходом и столкнулись с... подводной частью айсберга, стали проваливаться на глубину, но, к счастью, вовремя успели переложить рули на всплытие и продуть балласт. Повреждение легкого корпуса ракетоносца было таким, что в его «прореху» мог въехать грузовик. Но это выяснилось уже после возвращения в базу. Мы же еще полтора месяца продолжали выполнять боевую задачу. Так мы и «откорректировали» Морской атлас: теперь в описании того злополучного места значится иная глубина для безопасного плавания - 300 метров.

- До своего нынешнего назначения вы бывали в Северодвинске?

- Много раз, а с 1994-го, когда начал служить на «Акулах», бывал, можно сказать, постоянно. Этого требовала обычная практика эксплуатации наших тяжелых атомных подводных крейсеров. Город знаю хорошо. Моя супруга, к слову, родилась здесь.

- Так она северодвинка?

- В определенном смысле, да. Ольга из семьи военных моряков. Ее отец, мой тесть, Виктор Федорович Кудрявцев в свое время служил здесь, был начальником школы младших специалистов, готовил кадры БЧ-5 для экипажей первых наших атомных кораблей. Позже семья переехала в Ленинград, здесь я, будучи курсантом, и познакомился со своей будущей женой. Мы уже 26 лет вместе.

- Любопытное совпадение.

- Тем более любопытно, если учесть, что живем мы сейчас в том самом доме на улице Гагарина, где она родилась.

- У вас большая семья?

- Жена, дочь и сын.

- С учетом шестнадцати ваших автономок, смею предположить, что из роддома вы их домой не приносили.

- Действительно, и дочь, и сын родились, когда я был в море. Кстати, появление первенца мне едва не стоило партийного взыскания...

- И такое на флоте случается?

- Случается, когда телеграфисты слова теряют. На лодку приходит радио: «У Федорина родились дочери. Самочувствие жен удовлетворительное». С дочками вроде понятно: могла и двойня быть, а вот как насчет жен?! Показалось, что и помполит наш в мою сторону как-то косо смотрит, того и гляди, светит партсобрание с повесткой о моральном облике коммуниста Федорина. Но вскоре приходит радио с поправкой: «У Федорина и Руденко родились дочери. Самочувствие жен удовлетворительное». Ну, слава Богу!

К слову, дочь появилась на свет в Ленинграде, уже выросла, выучилась, работает в ЦКБ «Рубин». Сын учится в восьмом классе, а родился он в Гремихе, где я тогда служил. Кстати, родиться в Гремихе не каждому «повезет», это большая редкость. Местный загс зарегистрировал его 77-м.

- Виталий Михайлович, отцы, как правило, хотят видеть в своих сыновьях продолжателей их профессии, их дела. А вы?

- Я бы не хотел, чтобы мой сын стал подводником. Это очень тяжелая профессия. Быть может, в этом случае во мне говорит естественное желание оградить своего ребенка от жизненных тягот. К тому же судьба флотского офицера очень часто зависит от многих случайностей.

- Но часто ли взрослеющие дети слушаются нас, отцов? Если ваш сын «пойдет супротив» и все же станет офицером-подводником?

- Я буду этим гордиться.

Беседовал Олег ХИМАНЫЧ