НОВАЯ ВЕРСИЯ САЙТА НАХОДИТСЯ ПО АДРЕСУ VDVSN.RU

Прислать нам видео

вход
Регистрация

Объявления

Одиннадцать рассказов о заслуженном артисте России Сергее Юрьевиче Черноглазове

06.01.2019

Изменить размер шрифта

В последний раз вместе с коллегами (на сборе труппы Северодвинского театра 31 августа 2018 года). Фото Владимира Ларионова

В спектакле «Земля Эльзы», который оказался последней премьерой артиста Черноглазова, режиссёр прибегнул к простому, но сильному художественному приёму: герои уходят со сцены и появляются вновь на экране. Живые, трёхмерные, они становятся потусторонними, плоскими. Сама их иссякшая жизнь превращается в чьё-то воспоминание, а все воспоминания рано или поздно утрачивают объём. В начале 2018-го, играя премьеру, Сергей Юрьевич не ведал, что уже в конце этого года сам станет лишь образами памяти. И пока они чёткие, выпуклые и цветные, «Вечёрка» обратилась к людям театра с просьбой рассказать об их коллеге.

Высокого звука высокая власть

Любовь Валова, член Союза театральных деятелей России (г. Радужный):

– Время уносит несущественные частности, но оставляет в памяти взрывы эмоций. Сергея я помню именно по таким взрывам. Открытие актёра было в спектакле, где играли два недавно пришедших артиста - Ювеналий Каскевич и Сергей Черноглазов. При полной внешней противоположности я сразу отметила одинаково профессиональный уход в роль: обнаруживалась способность и жить в рамках положенного текста, и импровизировать смыслово. Актёры, хорошо чувствуя друг друга, гнали градус конфликта на всё более сильную и яркую напряжённость. Это был слаженный дуэт, доставлявший огромное удовольствие. Вспомнились даже строки Андрея Вознесенского: «Пошли мне, Господь, второго, чтоб вытянул петь со мной!» Было отрадно, что труппа Северодвинского театра пополнилась двумя хорошими артистами.

Всегда уравновешенный в быту, Сергей мог улыбкой смягчить любую неприятную ситуацию, никогда не повышал голос, умело уходил от конфликтов. И только сцена вдруг меняла ритм речи, походку, взгляд, появлялась резкость речи или, наоборот, пластилиновая мягкость. Он мог быть разноОбразным и разнообрАзным. Но неизменно было одно - умение уйти в роль до ярости, до исступления, до блестящей эмоции. Зачастую со сцены он уходил просто мокрый от напряжения. Здесь честность и ответственность даже не перед самим собой или зрителем, а перед тем персонажем, в котором он был, с которым публично сживался.

Его профессиональная драма заключалась в том, что ему не хватало хорошей режиссуры, которая бы могла использовать его рабочий ресурс. В самом непростроенном спектакле, когда действие распадалось на куски, он как мог выруливал, «тянул лямку» на полную силу, и удивительно, но не оставалось впечатления, что он «тянет одеяло на себя». Он умел работать в ансамбле.

Из ранних его спектаклей памятна ещё «Свалка». Пьесу я знала и шла на спектакль нехотя: смотреть чернуху в чёрные годы пустых прилавков, заплёванных улиц, да ещё прочтение явно про чёрное в чёрном, - не очень приятное времяпровождение. Но два артиста в этот вечер из чернухи сделали то, что можно назвать «высокого звука высокая власть». Это Владимир Крайнов и Сергей Черноглазов - профессиональный бомж и бывший «афганец» по ролям пьесы. Великая Тоска и Печаль выброшенных невостребованностью на гниение и медленное умирание, зашитые одиночеством в камеру бездушия и бездуховности без надежд и желаний. И умерший аист как символ конца.

Недовольство, проскальзываемый мгновениями протест набирают силу, энергии актёров сплетаются и выплескиваются через все мыслимые края, давая начало яростному бунту, который обернётся космическим благоговением перед Жизнью. И зазвучало в спектакле всё: и реквием по умершей душе аиста, и тема импотенции власти, и про Человека, и про надежду на то, что и сидящие в зале, находящиеся в этой ситуации невостребованности, ещё увидят... всё будет...

Театр должен быть разным

Людмила Поваляшко, заслуженная артистка России, актриса Северодвинского драматического театра:

– Я просто потрясена была работой Серёжи в спектакле «Дама с собачкой». До этого считала его профессиональным, характерным, но обычным актёром – а он такую планку взял. Там ход был: новое по форме и в то же время очень чувственное, очень сердечное, личное. И кажется, всё воплотилось в роли, что внутри у человека. Повторю, Серёжа меня тогда потряс. И я поняла, что он глубокий актёр.

Мы были партнёрами в спектаклях «Рождественские грёзы», «Афинские вечера», «Круг»… Если он говорил: «Люсенька», то, значит, был доволен тем, что я сделала. На репетициях мы порой спорили, но он всегда настолько был в материале, что ты начинал проверять себя, копать, для того чтобы оппонировать его замечаниям. В конце концов ты либо соглашался с его точкой зрения, либо мог отстоять свою, но уже лучше понимая пьесу.

Тем режиссёрам, которые глубоко сидели в материале, вот как Ярюхин например, он подчинялся беспрекословно. С уважением, с любовью даже относился к людям, рисковавшим сделать что-то необыкновенное, что-то новенькое для зрителя. Он этого не отметал. Запомнила его фразу на худсовете: «В нашем театре могут быть разные спектакли». Я с ним согласна абсолютно. Разные. То есть и традиционные, и экспериментальные. В больших городах, где по нескольку театров, у зрителей есть право выбора – пойти в театр такой или другой, традиционный или совершенно новый. У нас в городе один профессиональный театр, но у зрителей всё равно должен быть выбор, поэтому театру нужно работать с разными художественными направлениями, искать в разных направлениях.

В роли Геркулеса

Валентина Иргизнова, заслуженная артистка России, актриса драмтеатра:

– Уже об этом говорили, что он бессменный Дед Мороз. А однажды… У меня мамочка тогда была, уже больная, слабенькая, и я решила ей сделать сюрприз – Деда Мороза пригласить к ней в гости. И вот Серёжа со Снегурочкой приехали – это было такое удивление, такая радость: ну с детского возраста к ней не приходил Дед Мороз, а тут специально приехал её поздравить. И она такая счастливая была и потом говорила: «Надо же, какой Серёжа молодец!»

Он был отзывчивым на просьбы человеком, добрым и внимательным. И ещё очень надёжным – и в жизни, и в театре.

Расскажу смешной случай. В спектакле «Рождественские грёзы» был момент, когда Серёжа меня подхватывает на руки и под музыку бежит вокруг комнаты. И вот он летит – я на руках – и налетает на тумбочку. И упал, а меня из рук не выпускает. А там дальше он должен меня донести и мы говорим текст, пока он меня на руках держит. Но не могу же я встать, а потом снова к нему на руки залезть. Я ему тихонечко: «Ну что, как хочешь, так и поднимайся». И представляете, он, не опуская меня, поднялся на ноги. Я говорю: «Ну Геркулес…»

Серёжа не подводил никогда.

Капустник

Виктор Фесенко, художник-постановщик драмтеатра в 1977-2013 гг. (г. Санкт-Петербург):

– Актриса театра Лариса Тарасова недавно, вспоминая Сергея Юрьевича, говорила о том, что он был замечательным партнёром: если ты вдруг что-то забыл или сделал что-то не то на сценической площадке, Черноглазов всегда выручит, подскажет, поможет.

Известно, я не актер, но однажды воспользовался помощью Сергея Юрьевича на сценической площадке. Было это во время открытия моей персональной выставки в 2007 году. Коллеги поздравляли меня небольшим капустником. Две актрисы на сцене стояли рядом со мной - одна слева, другая справа, что-то вроде почётного караула, а Сергей Юрьевич в костюме персонажа шекспировского времени, оказывая особое уважение виновнику торжества, лежал на полу у моих ног. Но по ходу этого представления я немного отошел от Черноглазова. Слышу его шёпот: «Виктор Вениаминович, вернитесь ко мне». Ну да, конечно, Сергей Юрьевич же должен лежать на полу не сам по себе - зрители должны видеть его лежащим у моих ног. Я понял, вернулся, куда было велено.

Дальше по ходу сценария мне вручили подарок - декоративную саблю. Я взял подарок. Слышу опять шёпот Черноглазова: «Вытащите саблю из ножен». Ну конечно, саблю надо отыграть - я вытащил её из ножен, пару раз взмахнул, рубя воображаемого противника.

Так что имею представление о том, как Сергей Юрьевич мог помочь малоопытному партнёру на репетиции или даже во время спектакля.

А в глазах – ирония…

Александра Тананакина, заслуженная артистка России, актриса драмтеатра:

– Скажу о его глазах. В них выражалось всё его настроение. Любое. Всегда. По его глазам даже можно было определить, о чём он думает. Потому что они настолько были разные, они даже цвет меняли, несмотря на то что они у него тёмно-карие. Очень часто я в них видела сарказм. Но мне кажется, что он появлялся тогда, когда Сергей не мог совершить какой-то поступок, который бы ему хотелось совершить. Тогда он на всё смотрел с такой иронией. Но ирония эта была необыкновенно, я не могу другого слова придумать, интеллигентной – Черноглазов был очень интеллигентный человек.

Потом на сцене. Когда-то меня вводили в спектакль «Союз одиноких сердец». Сергей там играл героя, а его партнёрша выбыла из спектакля за несколько дней до премьеры. Мне дали её роль. И конечно, огромная тяжесть легла на плечи Сергея. Он мне очень помогал. Там я видела помощь не только в глазах, но и в руках: когда он брал меня за руку, я чувствовала, что он мне говорил: «Держись! Держись!» Такое впечатление, что, когда я смотрела ему в глаза, он мне говорил: «Всё хорошо, всё будет прекрасно, успокойся». Мне кажется, что, если бы не он рядом, я бы просто умерла на сцене. От страха. Потому что материал был сложный и, честно сказать, неинтересный.

Мы ещё много играли вместе, но не было каких-то ярких моментов именно у нас с ним.

А потом случилось несчастье с Галей, его женой, - вот тогда я увидела, что его глаза стали белыми в полном смысле этого слова. Побелели от отчаяния. Он весь ушёл в себя, и это было в его глазах.

А вот последнее. Когда он уже после больницы вышел, мы играли «Землю Эльзы». В этом спектакле, в сцене, где ему, его герою становится плохо, он сидит на станке, мы все вокруг него стоим и он смотрит на нас. И вот тогда я поймала его взгляд, он был настолько наивный, настолько беспомощный. Сергей смотрел на нас глазами маленького ребёнка. И такое было впечатление, что он кричал: «Помогите мне!» Вот это я видела. И этот взгляд я, наверно, пронесу до конца своих дней.

Режиссёра слушал душой

Владимир Карпов, режиссёр-постановщик (г. Пенза):

– Большой артист. Вроде бы понятные слова, но вот в чём это выражается? Самая крупная совместная работа у нас была в спектакле «Реквием каравану PQ-17», где большая драматическая роль человека, корабля, русской души, – там много всего и сложный материал, и, наверно, я не смог бы разложить всё по полочкам, где, что и как играть. Там сферы какие-то неземные, что-то связанное с небом, Создателем. И я пытался донести даже не мысль, а своё ощущение от того, что хочется, какие эмоции должны передаваться зрителям в зал и, вообще, какие эмоции должны возникать у актёра. Я просто попытался поделиться этим, а дальше артист должен сделать роль сам, находя в себе какие-то ресурсы.

Воспринять ощущения режиссёра и сделать самому свою роль так, как бы режиссёр и хотел, – это в сфере даже не высшего пилотажа, а божьего дара для артиста. Это сумел Сергей Юрьевич. Он слушал режиссёра не только ушами, но и душой. Вот почему большой артист. И конечно, трудно представить в роли, которую он играл, кого-то другого, хотя всё равно придётся театру какого-то актёра вводить. Но думаю, что Сергей Юрьевич был бы не против, потому что хорошие спектакли всегда в театре должны жить.

«О, как меня зовут!..»

Галина Лишица, заслуженная артистка России, актриса драмтеатра:

– В репертуаре был спектакль «Азалия» по пьесе Ива Жамиака, французская комедия. Это история о случайной, ни к чему не обязывающей встрече далеко не юных мужчины и женщины, о сложности их взаимоотношений, в конце концов переросших в любовь.

В начале спектакля героиня, которую играла я, приводит к себе мужчину, которого «сняла», как она выражается, на одну ночь. Мужчину играл Серёжа.

Идёт какая-то беседа, с лёгким флиртом, я в кресле, нога на ногу и спрашиваю его: «А как вас зовут?» Он должен назвать своё имя. И вдруг на мой вопрос Черноглазов закатывает глазки и говорит с загадочной, восклицательной интонацией: «О, как меня зовут!» Я выразительно смотрю на него, пытаясь понять, что происходит, потому что точно знаю, он должен ответить: «Меня зовут Давид». Но он нисколько не смущается от моего взгляда, а начинает победно вышагивать мимо меня. Я смотрю на него и думаю: наверное, решил что-то по-другому сыграть. Ну ладно, мы тоже не лыком шиты, включаюсь в эту игру и продолжаю: «Так как же вас всё-таки зовут?» А он с ещё большим восклицанием: «Ха-ха-ха, как меня зовут!» И так раз десять одно и то же, на разные лады. У меня терпение наконец лопнуло, я и говорю: «А хотите, я угадаю, как вас зовут? Вас зовут Давид!» Черноглазов, не меняясь в лице, спрашивает: «А как вы угадали?» И пока я в свою очередь закатывала глазки, придумывая, что же ему такое ехидное ответить, не выходя из образа, он спокойно продолжил играть дальше по тексту.

Как только закрылся занавес, я его спрашиваю: «Что это было, Серёжа?» Он: «Я забыл, как же меня зовут». – «Ну ты бы мне намекнул, я бы тебе подсказала». – «Я надеялся, что сейчас вот-вот вспомню. Перебираю в голове: «Поль – нет, Жак – нет». А как только ты сказала: «Давид», сразу вспомнил».

Это замечательное актёрское качество – никогда не теряться на сцене, что бы ни происходило.

Товарищ директор

Надежда Тютева, заведующая литературной частью драмтеатра:

– Ситуация такая: Черноглазова только что назначили директором вместо Дороша (это был 2002 год). Встречаю его и говорю: «Я вас приветствую, товарищ директор!» Он смутился, смешался весь: «Наденька, не надо».

В тот же день в его кабинете. Он ходит, курит и наконец спрашивает: «Слушай, а чего делать-то?» Он не то что растерян был, просто нигде и никогда не работал директором, худруком, не имел такой практики. Ему нужно было быстро сориентироваться и составить программу-минимум – программу действий на неделю, месяц. Я говорю: «Отмечаем юбилей театра, а дальше ставим спектакли». – «А кто будет ставить?» - «Как кто? Ярюхин и Сушенцев – это наше всё». А эти режиссёры действительно были тогда наше всё. «Наденька, а у тебя телефоны их есть?» И т.д.

Назавтра определились с тем, что предложим режиссёрам: «Маленький принц» Сент-Экзюпери и «Прекрасное воскресенье для пикника», пьеса Уильямса. Сушенцев ответил нам сразу: «Маленький принц»?!. Когда приезжать?» А Ярюхин: «Ну я подумаю». Через несколько дней Черноглазов останавливает меня в коридоре: «Ярюхин в восторге от Уильямса».

А потом, месяца через два, едем мы со спектаклем в Архангельск. Черноглазов поворачивается ко мне: «В Новый год будет «Снежная королева». И смотрит на меня довольный. Спрашиваю: «И режиссёра нашли?» - «Да». Я говорю: «Речь не мальчика, но мужа». Я была рада, что он уже впрягся в эту работу.

Фамусову – толщинки, Кощею – накладки

Юлия Корельская, актриса драмтеатра:

– Мне всегда нравилось в Сергее Юрьевиче, что он занимался только своим делом. Даже руководя театром, он не имел амбиций делать спектакли, потому что понимал, что этой профессией не владеет, мне так представляется. Хотя никто бы ему не запретил таким образом самовыражаться, но он понимал, что его назначение в другом, и был сосредоточен на актёрских задачах. Если он играл кого-то, то, что на театре называется, вылизывал образ, был очень подробен, дотошен: очки такие, нет, не такие, костюм, реквизит… Когда играл, например, Фамусова, подкладывал толщинки, чтоб стать немножко побольше, потому что не мог московский барин быть таким худым. В «Новой-старой сказке» – он там Кощей – придумал такие деревяшки, накладки на ноги, и было ощущение, что он деревянный, что ли, он как бы не человек становился сразу.

Кстати, об этом его Кощее. Не знаю, понимали ли это зрители, но я, находясь на площадке, понимала, видела: раз – и вдруг он вырастал до масштаба чуть ли не вселенского, огромный такой становился. Ощущение было метафизическое, абсолютно нематериальное…

Игра Черноглазова – яркая форма при точном содержании. Мне кажется, пик – это «Реквием», где крайне яркая форма при огромном содержании внутреннем.

Мне очень нравились три его последние роли. Что в «Горе от ума», что в «Земле Эльзы», что в «Реквиеме» абсолютно точное знание, какая должна быть форма. Он чувствовал жанр, в котором играет, у него какие-то весы были внутренние, и он понимал, «сколько надо свешать», чтобы было точно для этого спектакля.

«Горе от ума» - он там тащил весь спектакль, который, я считаю, и сделан был про Фамусова, он был главный герой. «Земля Эльзы» - Сергей Юрьевич поверил режиссёру и очень прислушивался к нему. И возник какой-то совершенно другой, не такой, как Фамусов, человек. И «Реквием» - там вообще не человек, там какой-то дух. И финал «из огня, дыма и пара» - он гениально этот кусок играл. Это какая-то древнегреческая трагедия была. И я потом думаю: Сергею Юрьевичу надо было играть Софокла, «Царя Эдипа», что-то такое.

Эти три последних его спектакля, они настолько разные: по жанру, по авторам, по режиссуре. Всё, что может русский театр, он там сыграл. Он, мне кажется, и с западным режиссёром спокойно мог бы работать, потому что у него не было стереотипов, что вот чего-то я не могу. В том, что касается работы на сцене, у него не было этих внутренних ограничений. Он, мне кажется, не наигрался. Помню, после больницы пришёл в театр и так радовался этому: вот спектакль вечером, он играть будет. У него этот актёрский азарт был до последнего. Хотя ему тяжело было работать, физически тяжело, и он расстраивался, что качество не то даёт, он это понимал. А мне казалось, пусть и так играет, и так хорошо, всё равно лучше всех.

Выбор верности

Антон Гришкевич, режиссёр-постановщик (г. Витебск):

– Вспоминая Сергея Юрьевича Черноглазова, понимаешь, что он был актёр милостью божией. Очень одарённый и скромный одновременно. Он сам встречал приглашённых режиссёров и артистов на заснеженном перроне или летним ранним утром в своём любимом Северодвинске, а потом, пока отвозил до гостиницы или съёмной квартиры, рассказывал последние городские и театральные новости. Его судьба могла сложиться, возможно, более успешно в любом другом городе (большом или побольше) или в театре более знаменитом, но он сам выстраивал свою судьбу и сделал свой выбор верности Северодвинскому театру и городу, который его когда-то принял. Сейчас актёры чаще всего работают, чётко разграничивая театр и личное время и пространство, а в случае с Сергеем Юрьевичем можно было видеть старомодный и редко встречающийся теперь акт служения. К его мнению прислушивались, и, так или иначе, он имел влияние на репертуар театра и его лицо, которое теперь будет иным. Но всё же я верю, Сергей Юрьевич останется частью театра, его историей, памятью, скрипом половиц на сцене и снами, в которых все будут живы и счастливы.

Стоим прощаемся…

Лариса Сыпко, актриса драмтеатра в 1978-2017 гг. (г. Санкт-Петербург):

– Сергей Юрьевич… Серёжа…

В последний раз я видела его год тому назад на юбилее нашего родного театра. Казалось, он был здоров и полон сил.

Тридцать лет мы работали рядом. Многое нас связывало в эти годы и в жизни, и на сцене. Чем он меня поразил при первом знакомстве? Очень сдержанной и естественной манерой поведения. Что тут скажешь, ленинградец!

Потом он удивил меня необыкновенной отзывчивостью на всё происходящее в театре. Сергей Юрьевич пришёл мне на помощь в создании первого спектакля на малой сцене нашего театра: исполнитель роли следователя в пьесе Аркадия Ставицкого «Трагический поединок» отказался от работы, а Черноглазов его прекрасно заменил. Так что первый раз малая сцена у нас заработала в 1991 году благодаря в большей мере Сергею Юрьевичу.

Потом мы уже втроем - к нам ещё присоединилась Галина Лишица - подготовили литературно-музыкальную композицию по стихам великого поэта Осипа Мандельштама. Было у нас много совместных выступлений в библиотеках (всегда бесплатно). Он был замечательным чтецом и диктором - и это тоже дар.

И ещё. Сергей Юрьевич в очень трудные годы - не было ни директора, ни режиссёров - стал художественным руководителем театра. И он не сам напросился на эту должность, а его выбрал коллектив. Хотя мне кажется, что он больше всего любил играть на сцене.

Был очень надёжен и так необходим театру и городу. А теперь мы стоим на Большеохтинском кладбище Петербурга и прощаемся с Сергеем Юрьевичем Черноглазовым навсегда. Сказано много добрых слов его родными, его детьми, его однокурсниками по театральному институту… И всё же не верится… Не верится!

Постскриптум

Упомянуты роли Сергея Черноглазова: Афганец – «Свалка» (1989), Корольков – «Трагический поединок», Женихов – «Союз одиноких сердец» (1991), Дмитрий Дмитриевич – «Руководство для желающих жениться» («Дама с собачкой», 1993), Игорь – «Рождественские грёзы» (1999), Давид – «Азалия» (2009), Кощей Бессмертный – «Новая-старая сказка» (2016), Фамусов – «Горе от ума», капитан сторожевика Афанасьев – «Реквием каравану PQ-17» (2017), Василий Игнатьевич – «Земля Эльзы» (2018).

Подготовил к печати Андрей НЕФЁДОВ

Газета "Вечерний Северодвинск", 1-2019